4.01.2019. Клиника «Sitaram», Инидия.
Собираясь в Индию на Панчакарму, я придумал для себя развлечение: небольшой блог. А чего бы и нет? Дай, — думаю, — начну описывать двадцати однодневный процесс древней индийской медицины, направленный на оздоровление организма (аж на клеточном уровне), условно разделить который можно на три этапа: умасливание, очищение и напитывание. Это если не брать в расчет неисчислимое количество специальных, сопутствующих основной программе, процедур. Но не стану забегать вперед. Иначе — неинтересно.
Говорить об эффективности нечего. Панчакарма работает — и точка. Я это вижу по своим друзьям, которые стабильно, лет по пятнадцать, навещают Индию по этому поводу. Здоровье играет румянцем на их лицах, глубоким блеском в их глазах и легкой мышечной подвижностью в теле. А ведь все они — взрослые люди, с бизнесом и всякими разными делами. А бизнес — это всегда нервы. Нервы — скорое увядание и старение. Но, нет. Как выяснилось, совсем не обязательно. К тому же, единожды я уже проверял эффективность Панчакарамы на себе. Помню, встречавшая меня с самолета мама ахнула — ей было радостно, что ребенок буквально лучится жизнью и здоровьем.
Так вот, задумав блог, я планировал его начать в первый день. А первого января, преодолевая путь из Венеции до Кочина длиной одиннадцать с половиной часов, я то ли съел чего-то не того, то ли кондиционеры в самолете работали слишком сильно, то ли всё вместе — не знаю. Но прилетел я в руки аюрведических врачей разбитым, обессиленным и с температурой под тридцать девять, ровно так же, как в первый раз. Мы даже посмеялись по этому поводу. Дескать, хорошее начало, знакомое.
Меня опаивали всевозможными зельями, мазали лоб какой-то пахучей дрянью, мало кормили, снова опаивали зельями и снова мазали. В промежутках я спал. И даже не выходил к закату.
И двое суток не прошло, как болезнь отступила. Купаться в океан ещё не отпускают, полноценного рациона не дают, но обещают. И усердно продолжают лечить. Сегодня, например, делали масляной массаж всего тела (а масла тут — не просто масла, а вытяжка из трав кунжутным маслом) и ванночку с горячим маслом для живота, бортики которой слеплены из теста, чтобы налитое масло не растекалось. И вот лежу я под ванночкой и думаю: а хорошо было бы запеченное сдобное тесто — краюшечку — оторвать и, макнув в топленое маслице, скушать. Вкуснотища же! А нельзя. И думать не надо, и мечтать — тоже.
Тут всё строго продумано: питание, режим дня, процедуры — всё. И ни шагу в сторону. Поэтому когда я сегодня силился выйти на пляж, сфотографироваться на закате, — меня не пустил охранник. Я помечен у него списке тех, кому нельзя. В списке больных. В списке тех, кому нужен покой. Пришлось сниматься, сидя на заборе.
Стало быть, этим текстом я открываю новый маленький блог: «21 день Панчакармы. Личный опыт» в режиме реального времени. Сегодня — день третий. Впереди всё самое интересное.
5.01.2019. Клиника «Sitaram».
День четвертый. Здоровым меня еще не признали, но порции пьянящих зелий стали меньше, а рацион — заметно богаче, о котором тут пекутся по-особенному: вегетарианское, не допускающее в своей рецептуре ни единого продукта животного происхождения, строго подобранное, порционное и — разнообразное.
Местными блюдами я уже наедаюсь, чего нельзя сказать о первом опыте Панчакармы, когда привыкший кушать мясо, — я вдруг его лишился. А все эти разнообразные малюсенькие тарелочки, горочки риса с овощами или кокосовой стружкой, блинчики (утаппам, чапати, упма), дольки фруктов — всё это падает в тебя, запитое горячей водичкой на травках и — всё. Иди спи и смотри сны про жаренных цыплят. Но это было тогда. Мяса красного я давно не ем, поэтому наедаюсь небольшими порциями здешней еды вполне себе до состояния счастья.
Из процедур — пока только массаж. Но какой. Я на нём засыпаю. Засыпаю, когда в четыре руки втирают горячее масло во всё тело. Засыпаю под масляной ванночкой на животе, вздрагивая от того, что врач мешает пальцем остывающее масло, касаясь живота, — и снова засыпаю. А ведь я страшно не люблю чужих прикосновений. И никогда не хожу на массаж (исключение — Китай, но то было необходимостью).
Процессы Панчакармы сильно затрагивают психические процессы. Некоторые люди не выдерживают и на самой активной фазе, когда тело максимально отдаёт, очищаясь, — они уезжают. Всё бросают и — вон. Без оглядки. Потому что психика — редкостная засранка, привыкшая переживать и пережёвывать, лишая покоя изнеможенное процедурами тело. Ей не важно: прошлое, настоящее, будущее. Даже если повода нет, она придумает, изобразив в красках варианты ответов на вопрос: а что будет, если? — и всё. Врачи этот этап знают, всячески стараясь его смягчить, но получается не всегда. И не со всеми. Бесстрашных-то людей нет. Каждый чего-то боится. И я, конечно, тоже. Первый опыт был очень сложным. Но когда сегодня первое сомнение подлым червяком стало жадно откусывать куски моих нервов и спокойствия, я уже знал — чем его давить. Однако, тут всеобщего рецепта нет. Он у каждого свой. Как, собственно, и у счастья.
6.01.2019. Клиника «Sitaram».
День пятый. Прошу вас, знакомьтесь. Пернатая клуша на фото — это Циля, моя подруга. Есть ещё Зинаида, но она не любит фотографироваться, особенно в вечернее время, которое она тратит на то, чтобы успеть в последних лучах заходящего солнца разглядеть в траве жабу, стрекозку или муху, — поужинав ими посытнее. Зинаида — женщина хозяйственная, а Циля — нет, она ест слишком много стрекоз.
На самом деле этих птиц — карликовых цапелек — тут очень много. Они тут живут. Подобно работницам рисовых полей, эти белые клуши вышагивают по газону, выедая всю живность с него. Это довольно увлекательное зрелище: завидев добычу, Зинаида начинает красться, с каждым шагом опускаясь всё ниже к земле, пока не окажется стелющейся; целится в жертву она задом, который ходит у неё ходуном, как у кошки, готовящейся к прыжку; а потом — хвать! — и съела. Цилька охотится иначе: завидев добычу, она на радостях начинает к ней неуклюже бежать; успевая опомниться за несколько сантиметров до жертвы, совершает манёвр, уводя тело в сторону (никто же не видит, Циля, что голова твоя летит в другом направлении), выбрасывая голову в сторону жертвы. Если ей повезет, то она поест. Цильку ноги кормят.
Как и хорошего служащего аюрведической клиники тоже, например. Если бы некто не поленился и закупил бы партию хороших подушек (не говоря уже о гречишных) с вшитой молнией и возможностью регулировать количество дурацкого наполнителя, то было бы замечательно. И не болели бы у меня ни шея, ни голова. И у него бы тоже не болела бы голова.
Дело в том, что последние годы я сплю исключительно на гречишных подушках, свято веруя в их целебные свойства. Я убежден, что только твердая подушка с естественным наполнителем поможет избежать заболеваний не только шейного отдела, но и всего позвоночника в целом. Сколько лет я сплю на гречихе — не знаю бед, а тут поспал пять дней на кондовой синтетике — всё. Мышцы сказали: привет, Ваня.
Поэтому пришлось искать и заказывать подушку, выдавая лекции управляющему о необходимости здорового сна, которые он не слушал. Ему всё-равно. У него в глазах рупии, ему не до человеческой боли.
А боль мне снимали специальной сессией. Пришел смешной индус: маленького роста, круглый, усатый, чёрненький, как чёрт из табакерки, но с руками ювелира. Очень точными, спокойными движениями пальцев рук он сделал мне массаж лица, головы и шеи, значительно облегчив боль. А потом был уже известный массаж, и ванночка на животе, и мой неглубокий сон.
В данную минуту я лежу в гамаке, обдуваемый легким ветерком, и пишу, то и дело поднимая глаза к заходящему в океан солнцу. Прибой шепчет: всё хорошо. И это правда.
7.01.2019. Клиника «Sitaram».
Когда-то давно (сколько мне тогда было — не помню), начиная свои эзотерические практики и проводя обряды полнолуний, праздников, заклинаний, — я использовал индийские благовония в виде палочек, которые тогда только становились популярными. Стоили они не мало, потому часто их можно было встретить в продаже поштучно. Находчивые продавцы вывешивали открытые картонные коробочки, одна на другу, из которых можно было брать, нюхать и, если понравилось, — покупать. Поштучно — мой вариант. Я был школьником.
Как помню, в Энгельсе (город, где всё начиналось) было три небольших магазинчика, торгующих условно эзотерическими принадлежностями, картами, оракулами и, разумеется, благовониями. И, кажется мне, магазины эти назывались «Талисман». Работницы «Талисманов» — добрые дамы, позволяли знакомиться с товаром, нюхать его, трогать, прикасаться к кристаллам, листать книги. И вот благодаря такой их терпимости, я в ту пору нашёл для себя идеальный аромат, сопровождавший меня многие обряды после. Я тогда купил сразу несколько палочек. Раскошелился, стало быть.
Купил, а название зафиксировать — ума-то и не хватило. Только запах отчетливо врезался в память. Многие годы, выискивая этот аромат, я пробовал разные палочки. Безрезультатно. До сегодняшнего дня, пока не купил благовоние здесь, в клинике. Оказалось, это — пачули. Только натуральное. Так просто, а сразу столько воспоминаний. Я будто снова там, у своего первого алтаря, среди первых — чудом добытых! — книг. Ничего этого уже нет, а воспоминания, вызванные силой благовония, чисты и ясны, без налёта прожитых лет.
А обнаружил я благовония, когда выходил из процедурной после массажа, который сегодня дополнили процедурой Подикижи: берутся такие маленькие тряпичные тюки с ручкой для удобства, набитые целебными травами; они ставятся на плитку для разогреву, а потом ими нежно поколачивают и массируют твоё умасленное и разогретое тело, периодической меняя тюки на свежеподогретые. Где-то на десятой минуте ощущаешь себя в парной. Тело размякает, проходят мышечные зажимы. Проходит всё.
Добавили так же Насиам для очищения пазух носа. Рассказываю: подсылают доброго с виду индуса, который сначала трёт тебе лицо маслом, сильно-сильно, а затем усаживает над ингалятором с горячим воздухом; когда с твоих пунцовых щёк начинает течь, он укладывает тебя на кушетку и капает специальное масло, стекающее по задней стенке глотки аж до гортани. Если вы думаете, что масло вкусненькое, то вы ошибаетесь. Поэтому тебя провожают к умывальнику — отхаркаться и выполоскать горло солёным раствором. После этого, усадив тебя на стул, индус поджигает нечто-то и через специальный конус предлагает тебе вдохнуть по несколько раз каждой ноздрёй. В момент, когда ты начинаешь плакать от жжения в носу, он — довольный, чтобы вы понимали — отпускает тебя. А ты бежишь и носу своему не веришь: как дивно и легко пахнет мир, как раскрываются тонкие ароматы его звучания.
Из еды мне разрешили уже всё. Утром, за завтраком, когда официант принес тарелку с нарезанными фруктами, я думал, что заплачу от счастья. Я ел их специально долго, пережевывая каждый кусочек, наполненный сочной прохладой и солнцем. И еще дали соку из папайи.
А позже — отпустили плавать в океан, который до этого я мог только слышать и видеть издалека, под шум которого засыпал и просыпался последние шесть дней, в который зашёл и — поплыл, оттолкнувшись от мягкого песчаного дна, перебирая бархат соленой воды. Легкая, невесомая песчинка под большим небом. И больше ничего.
Всё.
8.01.2019. Клиника «Sitaram».
Оказалось, если долго, не отрываясь, смотреть на берег океана, то очень скоро он обнажит перед твоим вниманием свою тайную жизнь. Все норки в песке могут оказаться заселенными крабами, которые, заслышав тишину, выбираются наружу, к солнцу и воде, — а обалдев за пару секунд от величины мира, бочком несутся обратно в норку со всех своих крабьих ног. Закопавшись, обещают себе больше ни разу не вылезать на опасный божий свет. Но память их коротка, и неусидчивый характер снова выгоняет ракообразных наружу, посмотреть чернотой бусинковых глаз: чавой-то тута изменилося? — а прошло-то секунд сорок, не больше. В крабах живёт натура астрологического рака. Живёт и не даёт покоя.
Из-за чего некоторые из них бывают съедены за считанные секунды пернатыми клушами Цилей и Зинаидой, которые у кромки воды, то и дело отбегая от волн, справляются с голодом — расковыривают выброшенные на берег вонголе, выкапывают из песка мидии и ракушки, — вот и крабам достаётся. Хотя крабов ловит только Зинаида, Циля за ними не поспевает.
Зато Циля хорошо ладит с местными работницами, высаживающими пучки зелени, закрывая проплешины в газоне. Они — три полнотелые индуски в годах, почти чёрные, потому что всю жизнь проработали под солнцем; на каждой надето сари — женская индийская национальная одежда, состоящая из лоскута ткани такой длины, чтобы хватило замотать тело, имитируя конструкцию платья; сари — это не только дорогая ткань ручного окраса с красивой вышивкой и инкрустацией камнями, — это повседневная, рабочая одежда; их сари были коричневого цвета земли, земли, которую они возделывали; золота на дамах было надето столько, что встреть их не на газоне за работой, а в кафе, например, — никогда не догадаешься об их социальном статусе — дорого и много, блестит и переливается. Так вот, дамы расселись и галдят, выковыривая в земле лунки для саженцев, а с ними — Цилька. Они прикармливали её всякой земляной тварью, а Цилька в замен по-кошачьи создавала им уют: тёрлась то об ноги, то об руки, то к одной, то к другой. Все были счастливы. Увидев меня, идущего с пляжа, Циля спряталась за спину к одной из дам и стала выжидать, пока опасность на двух ногах уйдёт.
А я шёл довольный результатами расширенного анализа крови, пришедшего из независимой клиники. И мне было не до Цильки. Если не брать в расчёт показателей, выбивающихся из общей картины из-за моей загадочной болезни, то анализы — хоть в космос. На мне пахать можно.
Это, кстати, очень интересный момент. Тут, в клинике, анализ крови берут дважды: при въезде и при выезде. Приезжает специальная медицинская сестра с переносной камерой, куда помещают только что взятые образцы крови из вены, затем — самолетом отправляет их в независимую лабораторию, где делается развернутый анализ всех возможных показателей. Вот ещё почему я верю в эффективность Панчакармы безоговорочно — есть чего в персты вложить, — наглядная динамика.
Подходит к концу седьмой день. Меня готовят к сложным процедурам с гхи (вытяжка из трав топленым маслом, лишенным лактозы), делая несколько разновидностей массажа и Насиам, расслабляя тело, избавляя его от стресса. Тело доверчивое, оно охотно засыпает во время процедур, отдавая себя в заботливые руки врачей. Процесс подготовки занимает до нескольких дней, а пока — время свободы и удовольствия. От всего. Веселье-то только начинается.
9.01.2019. Клиника «Sitaram».
День восьмой. Да, аюрведическая кухня, которой нас здесь почивают, — это эталон здорового питания. В ней нет ничего лишнего. Продукты, используемые для приготовления блюд, только самые свежие, выращенные в экологически чистых местах. Вкусы её просты и понятны, их цель — не раздражение избалованных рецепторов европейского языка, а питание тканей, их насыщение. Всё это — да. Правда.
Но как же хочется жрать.
Целый день мне мерещатся всякие разные вкусности, которые в обычной жизни — даром не нужны. Без которых я спокойно обхожусь, не припадая лицом ни к прилавку, ни к витрине. А тут — хоть тресни! — стоит закрыть глаза, как подлое воображение вырисовывает: профитроли в белом кремовом соусе; круассан с апельсиновым вареньем или шоколадно-ореховой пастой; нежнейшее, пропитавшее собой печенье, тирамису; фондан, растекающийся тёмным шоколадом, смешивающимся со сливками прямо в тарелке. Да чего там далеко ходить за итальянскими дольче и французскими изысками, — мне бы нашу, российскую, овсяную бы печенюшечку. И еще я зачем-то хочу половину той огромной пиццы с мидиями, которую подают прямо из печи на пешеходной улице в Ницце. И много, много чего хочу. Итальянского красного, розового французского. А вот белого — нет, не хочу.
Всё это — добрый признак. Значит, терапия запускает неведомые шестеренки в обменных процессах моего организма, пробуждая аппетит, улучшая пищеварение, выстраивая эту цикличную симфонию, настраивая её тончайшие переходы, делая весь процесс питания жизни слаженным и точным. Всё это — да. Правда.
Но как же хочется жрать. Причем, дряни. Дряни да побольше.
10.01.2019 Клиника «Sitaram».
Девятый день начался рано. В эти часы я тут не встаю — не за чем. Но сегодня особенный день, заставивший меня открыть глаза сильно раньше будильника, когда весь мир ещё спит, а предрассветные сизо-серые минуты прохладны. Сегодня — день начала процедур с маслом гхи, предметом гордости индийских врачей, щедро назначающих его внутрь в тёплом виде. На закусь — половинка лайма. Чтобы не стошнило. Мало ли.
И вот, поднятый внутренним контролёром, и принявший душ, — я пошёл пить масло гхи натощак. Стартовая дозировка — тридцать миллилитров. Следует сказать, что гхи очень полезно для организма, оно проникает в ткани, умасливая организм изнутри, стягивая на себя — в желудочно-кишечный тракт — все те продукты распада, которым в организме здорового человека — не место. Дни гхи — самые сложные. Они — камень преткновения всей Панчакармы. И речь не о жёсткой диете, тотальном контроле врачебной комиссии или регулярном чувстве тошноты, общей слабости или нервозности. Речь о том естестве, которое прорывает из людей во время гхи-терапии: придуманные социальные роли, застарелые психологические драмы, обиды и страхи — вся эта дрянь проступает масляными пятнами на личности, затрагивая все сферы жизни. Даже самые тайные. А кому это понравится?
Ко всему прочему, гхи страшно воняет общественным кошачьим туалетом. Поэтому пить его не только утром, а вообще — мало радости. Оно еще долго потом, перевариваясь, напоминает о себе отрыжкой, вслушиваться в которую нельзя. Опасно до цветных кругов перед глазами.
В обед, переждав часы желудочной смуты, мне сделали массаж горячим маслом, а потом тюкали травяными мешочками, затем — ванночку с горячей Муривенной (тоже масло; сильно мною любимое и уважаемое за его способность заживлять раны буквально на глазах) на живот. Давали понять организму, дескать, всё хорошо. А он у меня податливый, при каждом удобном моменте засыпал.
Днём мы убежали гулять до ближайшей деревни. Там есть храм, а при храме лавчонки со всякой нужной мне дребеденью: лампадками, металлическими подносами, ароматным ламповым маслом, статуэтками и обрядовыми предметами индуистской культуры. Дома же мало лежит всего этого, надо ещё. Ну я и набрал.
Завтра мне нальют не тридцать, а уже шестьдесят миллилитров гхи, а послезавтра — и того больше. Ну и пусть. Гхи — это молодость и здоровье, а они, как говорится, не пахнут.
11.01.2019 Клиника «Sitaram».
Когда выпиваешь теплое топлёное масло натощак, дают закусить половинкой лайма, выросшего вот прямо где-то тут, недалеко. Он мелкий, грязно-зеленого цвета, его половинка — это всего ничего. На пару укусов. Но её вполне хватает, чтобы перебить вкус и запах гордости аюрведической медицины — гхи. По крайней мере, сиюминутно, — подавив рвоту. Отдав свои соки, половинка и без того старшенького цитруса становится похожей на маленькую мочалочку, которая упала в бане за полóк, и про неё никто не вспомнил. Нашли потом, да и то — случайно. Если образно выражать устойчивое состояние во время приёма масла гхи, то все мы — эта мочалочка. Смотрю я неё, лежащую рядом с моим стаканом, и думаю: да, лучше не скажешь, краше — не опишешь.
Уже на второй день гхи-терапии в теле поселяется тяжесть. Ноги и руки соревнуются друг с другом в своей свинцовости и неподъёмности. Возникает устойчивое впечатление, что из тела изъяли скелет, а в получившийся кожаный мешок налили воды, предварительно задраив все девять его отверстий. И ни умственных, ни телесных, ни эмоциональных усилий не хочется. А напялив на нос большие солнцезащитные очки, ты несешь себя на массаж без удовольствия, потому что надо. Доктор прописал. Водрузив свой мешочек на массажный стол, ты выключаешься в глубокий сон, на отрез отказываясь вставать после процедуры, урывая секунды, ставшего священным, сна. В номере же спать нельзя. Гхи должно перевариваться.
Размазав себя по лежаку, я целый день читаю Стивена Кинга «Под куполом». У него завлекательный сюжет и много страниц. Получается целый сериал, который разыгрывается в голове. А это спасает. Отвлекает от навязчивых мыслей и неуместных переживаний. Поэтому, не обращая внимания на язык перевода, который видно, — я увлекаюсь сюжетом. А гхи тем временем переваривается.
Только что заходил один из докторов, пообещал завтра налить девяносто грамм. В ответ я ему улыбался. Лей, думаю, хоть двести. Чего уж там.
12.01.2019 Клиника «Sitaram».
Одиннадцатый день. Девяносто грамм масла гхи пьются так же, как шестьдесят. Обволакивающая жирная масса, устремляющая вниз по пищеводу, в желудок. И только там, в желудке, довесок из тридцати грамм становится ощутимым (если не сказать — осязаемым) — девяносто переварить сложнее, чем шестьдесят. Переваривается гхи долго, настырно отзываясь отрыжкой, головокружением и позывами к эвакуации через рот. Страшно представить ощущения от ста двадцать грамм, да мне и не придется. Сегодня — финальный день моей гхи-терапии.
Так решил врачебный совет, опросив и как следует рассмотрев меня, послушав пульс и пару раз глянув на язык. Даже не обладая навыками аюрведической диагностики, можно увидеть признаки насыщения организма маслом.
Первым делом выдают глаза. И дело не в том, что они — зеркало души, — тут другое. Они — врата печени. За три дня активного умасливания, глаза удивительным образом преображаются: в них проступает масло, делая белок глаза чистым, зрачки — ясными, а все глазное яблоко начинает отливать правильным, здоровым блеском. Такие глаза у наших врачей. В них видно здоровье.
Затем — кожа. Напитавшаяся маслом, она становится бархатистой, а все ранки или прыщики, если случились, очень скоро заживают. Цвет её выравнивается, зарумяниваясь там, где положено. Кожа — это орган. Карта тела, выдающая глазу опытного врача качество распределения жизни в организме. Умеющий её читать, способен предсказать развитие и исход многих заболеваний. Эти сказки — правда. Я вижу таких врачей тут, в Индии. И видел в Китае. Чудо для них — результат учения. И талант.
На завтра мне обещали отдых и много фруктов. Быть может, даже отпустят к океану. И я, поборов слабость, пойду нырять в родную стихию, набираясь сил перед новыми процедурами, которых ещё — предостаточно. И важно не просто пройти их, а пройти радостно. С удовольствием.
13.01.2019 Клиника «Sitaram».
Утром двенадцатого дня жуткая усталость накрыла волной, прибив меня к кровати. Первой проблемой было — встать, преодолевая силу тяжести. Я даже пошутил, что одеялко взяло меня в плен. Ощущение было таким, словно на каждое плечо некто очень добрый водрузил по мешку песка, добавив при этом доброго пинка под зад — для пущего удовольствия. Тяжесть собственного тела я ощущал каждой клеточкой. Но самым удивительным для меня стала реакция врачей, заверивших, дескать, это — хорошо.
Оказалось, подобные переживания тела являются логичным, необходимым этапом при гхи-терапии. В это время организм особенно интенсивно очищается, отдавая скопленные богатства из тканей, суставов и жил, — страшно противясь этому процессу. И, конечно, утомляясь. Действительно, кому захочется отдавать годами накопленное, бережно отложенное на потом, а?
Представьте, как злостный, возможно, попивающий сосед лезет на ваш неостекленный балкон с целью проникнуть в квартиру, и проникнув, начинает выпотрашивать содержимое комодов, платяных шкафов и трюмо. Старые майки, которые жалко выбросить, непарные носки, застиранное бельё, вытянутые на коленках адидасы, невесть бог знает что ещё — всё бережно уложенное, но давным давно не носимое, — разлетается по квартире, оседая на мебели пылью прошлого. Этот сосед что-то берет себе, тут же напяливая, чтобы не занимать рук. А вам всё то не особенно нужно, и пусть, казалось бы, — но нет, чувство собственности к драгоценному хламу подталкивает взять в руки что-нибудь потяжелее и объяснить соседу дорогу к выходу. Представили? Так вот, сосед — это гхи, а вы с табуреткой в руках и твердым намерением огреть его по плешивой, сальной голове — это организм. Всё вместе — терапия маслом гхи. Сомнительное удовольствие.
Зато аппетит у меня — будь здоров, а способность переваривать — отменная. По этому поводу мне сегодня дали ананас и даже сок, а ещё сытно накормили, разрешили поплавать в океане, а после — как следует отмассировали горячим маслом. По всему видно, задумали что-то. Я даже подозреваю — что. И это будет завтра.
14.01.2019 Клиника «Sitaram».
Утром тринадцатого дня, ни свет ни заря, прозвенел будильник, возвестив мне о необходимости подъёма и приближении ранних процедур. Надо сказать, что и без него я уже не спал, а дремал, стараясь уложить максимально удобно разболевшуюся еще с вечера ступню. Видимо, двинулись соли из натруженного ранее сустава, вызвав боль, похожу на зубную. Ко всему прочему, недалеко от клиники есть мечеть, откуда несколько раз на дню разносятся призывы к молитве при помощи громкоговорителя. Утро им не помеха, поэтому на рассвете, в районе пяти, несколько добрых мужчин старательно орут в громкоговоритель, вознося хвалу Аллаху, и призывают других делать точно так же. Сквозь обычный сон они не всегда мешают, а сквозь сон нездоровый — их слышно. Я не являюсь противником какой-либо из религий, однако я против, когда верующие берут орало и лезут с ним к тебе в комнату через окно, неистово восхваляя имя своего бога. Иными словами, я так и не уснул.
Доковыляв до процедурной, я нажаловался врачу: так, мол, и так; лечите, мсье, моё бо-бо. Приняв к сведению, меня отправили на массажный стол, где хитрые мастера приступили к выполнению ранее задуманного ими плана: как следует отмассировали горячим маслом, сделали точечный массаж головы и лица, а потом отправили сидеть в кибитку с горячим паром — эдакую импровизацию на тему сауны: ты садишься на стульчик, помещая шею в специально вырезанное отверстие, напоминающее дырку в деревенском туалете, головой — наружу; на полу установлены трубы, ведущие к нагревательной системе, которые начинают активно подавать горячий пар, как только дверки закроют. Вид со стороны неоднозначный, а сам аппарат сильно напоминает пыточную с кандалами. Ты сидишь, а тебя — парит.
Напарив, а после — проводив в душ, хитрющие индусы дождались, пока я вытрусь насухо, чтобы потом проводить меня к врачам. Там мне выдали стаканчик с какой-то острой, сладковатой жижей, которую велено было запить горячей водой. Принятая на голодный желудок, она тут же бросила меня в жар, проступив на лбу крупными каплями испарины. Буквально сразу мне выдали бланк, на котором я должен фиксировать время каждого набега к фаянсовому другу. А всё потому, что процедура сегодняшнего дня — Виречана — контролируемая диарея, проводимая с целью выведения всех токсинов, собранных ранее маслом гхи. Не клизмы, конечно, но что-то уже близкое к тому.
Стало быть, день я провёл хорошо, с облегчением. Кинг был очень даже кстати. Его сюжеты, знаете, способствуют.
Под вечер буря стихла и ко мне подослали массажиста, которому велели сделать компресс на ногу, намазав её мазью из трав. Справившись, он отошел от моего домика на пару метров, чтобы срезать листья (якобы лечебные) с раскидистого куста. Обмыв водой, он приложил их поверх мази. И, довольный собой, ушёл.
Ноге стало незначительно легче, но это — ничто, если сравнивать с ощущениями от прошедшего дня. Завтра обещали дать обычной еды, а из процедур — масло на голову. Значит, выходной. А это радует.
15.01.2019 Клиника «Sitaram».
На четырнадцатый день Панчакармы ко мне вернулись силы. Проделанная накануне Виречана откупорила пробку где-то в районе темечка, позволив силе войти в тело и занять место, до этого занимаемое маслом гхи и стянутыми к нему токсинами.
Сегодня всё давалось легко. Тело, потерявшее пару килограмм нажитого добра, и выспавшееся, — с большим удовольствием позволило себя растянуть во все стороны, а потом даже поупражнять. Возможность поплавать в тёплых водах Индийского океана привело его — тело, драгоценный мешочек — в восторг. Даже не смотря на разгулявшиеся волны у берега. Я припомнил уроки Розы — моей ближайшей подруги, однажды учившей меня плавать в высоких волнах на побережье GOA. Смысл в том, как говорила она, чтобы поймать момент: если волна слишком высокая, то в неё нужно нырять, а то — снесёт к едрене фене; а если волна не слишком высокая, то на ней нужно кататься, подпрыгивая и пропуская её под собой, выкрикивая при этом: «Уи-и-и-и!» — чтобы не было страшно. Вот я и катался, крича.
С силой всегда так: она не терпит застоя, требуя движений.
Вместе с тем, как на свежую рыбу слетаются мухи, так роем слетелись мысли на ясную голову. И стали разводить жужжание, посевая семена тревожности и бестолковых раздумий, старательно лишая меня покоя, а, следовательно, и удовольствия. И сколь бы много я их не думал, додумать — не получается. Замкнутый круг, ряды которого разомкнуть нельзя, но можно просто в нём не участвовать. Что я и сделал, памятуя о коварстве дней Панчакармы. Нечего мне тут потому что.
На завтра хитрые индусы решили водрузить медную корону мне на голову и, хорошенько закрепив, налить в неё горячее масло на травах. Дескать, так — хорошо для психики. Процедура сильная, для меня — новая. Поэтому в случае чего: «Уи-и-и-и-и!».
16.01.2019 Клиника «Sitaram».
Будучи традиционной для Индии медициной, Аюрведа тесно переплетается с индуистской культурой, являясь частью целостного описания картины мира. Она пропитана мифом, религией, историей, а все они — ею. Это объясняет особую обрядность аюрведических процедур, которая никак не умещается в четырех стенах квартиры панельной высотки Москвы, например. И никак не ложится на ум уставшего офисного сотрудника, запивающего на ходу шаурму из ларька у метро, остывающим в картонном стаканчике, быстрорастворимым кофе.
Аюрведа требует тонкости, проницаемости и — чувствительности. Она сказочная, она — обрядная, она нуждается во времени и условиях, поэтому если Панчакарма, то только на три недели в специальную клинику — на изнуряющие процедуры. Аюрведа — это семечко, которое требует благодатной почвы, где почва — это тело человека, а ухаживающие руки — руки опытного врача. Тогда она работает. Причём, безукоризненно.
Любая процедура Панчакармы начинается с обряда омовения ног, когда встречающие мастера, притворив дверь, сначала переодевают тебя, поменяв процедурный халат на одноразовое нижнее бельё, а затем — усаживают на пуфик, сами приседают к ногам, которые омывают в специальном сосуде, поливая из специальной леечки. В аюрведической медицине всё специальное. Насухо обтерев ноги, тебе предлагают встать лицом к алтарю, который есть в каждой процедурной комнатке. На алтаре ничего особенного: статуэтка божества медицины, горящая масляная лампадка да благовония рядом с ней — всё скромно и по делу. Каждый раз, стоя лицом к алтарю в чём мама родила, — я всегда мысленно прошу направлять руки мастеров, помогать им. А после — ни о чём уже не думаю.
Мастера, встав рядом со мной и сложив руки молитвенной лодочкой недалеко от губ, поют мантру, цель которой — успокоить всех нас: врачам дать настрой на предстоящую процедуру, а мне — расслабление и оздоровление. Далее — лодочкой касаются лба и сердца. У нас тоже такое делают, только коротко и ясно, на выдохе так: « С Богом!»
Лучше всех, по моему разумению, поёт эту мантру Поко Поко — так я называю маленького пухлого индуса, который делал мне точечный массаж, спасая от боли после сна на плохой подушке. Дело в том, что по-итальянски «poco poco» — это чуть-чуть. А глядя на нашего индуса, с его невысоким росточком, маленькими пальчиками на чутких руках, взбитым, но коротким тельцем, — понимаешь, что он — Поко Поко, то есть — чуть-чуть. Однако же вес в нём солидный, но и он распределился poco poco — везде по чуть-чуть.
В маленьком теле Поко Поко живёт большой Дух, талант врача и чувство собственного достоинства, за что все постояльцы клиники его любят. Это видно. Когда Поко Поко поёт мантру перед процедурой, у меня что-то ёкает в груди и хочется плакать от ощущения, что всё будет хорошо. Это при том, что меня трудно впечатлить религиозными обрядами, а ко всему эзотерическому у меня — иммунитет. Просто Поко Поко делает это по-настоящему. А настоящее всегда слышно. Оно трогает за живое.
Сегодня, на пятнадцатый день, мантру я слушал дважды: утром, перед масляным массажем, и днём, когда мне надевали на голову корону с горячим маслом. Пели её другие мастера. Поко Поко только сегодня вернулся из трехдневного выходного, которого он ждал: жену и ребенка он не видел с начала декабря, а чихнув невзначай, каждый раз приговаривал: «Это моя жена меня вспоминает!»
Так вот, корона-то оказалось не медной, а тряпичной, с элементами обычной картонки. Она была пропитана специальным раствором, похожим на жидкое тесто, обеспечивающим сцепление с кожей головы. Эту каракатицу водружают, плотно примотав к голове, а потом, выждав время засыхания раствора, наливают в неё горячее масло, которое в течение пятидесяти минут по нескольку раз меняют на подогретое.
Люди особенно впечатлительные, рассказывая о своих ощущениях от процедуры, подмечали чуть ли не цветовые галлюцинации и мгновенное общее расслабление. Дескать, настолько сильное масло льют, льют и не жалеют. Я, видать, кондовый слишком, раз ничего не почувствовал, как бы ни пытался. Поэтому процедурой не впечатлился, ожидаю теперь эффекта после нескольких раз — эффекта отложенного действия, присущего Панчакарме.
Кстати, на завтра — чую я — задумали неладное. Дело-то к клизмам движется. Но это — другая история.
17.01.2019 Клиника «Sitaram».
На шестнадцатый день нам давали уроки кулинарии. Согнали всех голодающих в одном месте — смотреть. Те, кто после лечебной рвоты ли, диареи ли контролируемой, клизмы большой — те по домам сидят. В их уставших глазах отражается диск розового, неспешно сползающего за океан, в Африку, солнца. Им ничего другого нельзя. Даже думать. А нас созвали поглядеть.
Повар, разодетый в красное с черным — его фирменную форму, — жонглируя коробочками специй и баночками с заготовками, демонстративно рассказывал об элементарных принципах приготовления аюрведических блюд. Вегетарианских, естественно. Даже моих убогоньких знаний английского языка вполне себе хватило, чтобы понять его научение, не переспрашивая дважды.
Знали ли вы о том, что сбрызнув сковородку кокосовым маслом, сперва надо бы поджарить семена горчицы, подкинув к ним лучку репчатого да кубиками нарезанного чесночку, а затем перемешать, лёгким движением вбросив в поджарку листья кари и, не медля не секунды, очищенный от семян стручок перчика чили, а так же щепотку кумина — туда; отстреливающие от раскаленной сковороды семена горчицы — хороший признак, — вливаем кокосовую пасту, перемешанную с кусочками варёной тыквы, и сразу же к ним: куркумы, молотого перчику как чили, так и белого; пять минут потушить — и всё, блюдо готово. Вы вот это всё знали? Я — нет.
Кулинария представляется мне страшным, гремучим, непроходимым лесом, а повара, умудряющиеся готовить так, что у них ничего не пригорает, а получается вкусно, — колдунами в этом лесу. Открывая дома шкафчик со специями на кухне, я сыплю в свой скромный ужин из тушенных овощей всё подряд из известных мне специй, а баночки с неизвестными специями так и стоят годами неоткрытыми. Никакой хитрости: посмотрел на баночку — полезно, открыл крышечку, сыпанул щедро, закрыл крышечку. А тут перед твоим носом контрастной наружности колдун выдаёт секреты готовки — запоминай последовательность, в которой специи раскрываются. И получается сказка.
Кстати, про питание как про третью стадию Панчакармы. Сейчас как раз врачи занимаются тем, что напитывают моё тело ванночками с горячим маслом для головы, массажами разными (завтра, например, уложат меня на стол и станут кашей рисовой натирать, на травяном настое приготовленной), клизмами. Мне в этот раз больших клизм делать не станут. Виречана прошла хорошо потому что. Поэтому обещали только маленькие клизмы, масляные. Их цель — питать ткани изнутри. Нужное впитается, а ненужное — вон. И так со всех концов и сторон исцеляемого тела.
Мне сегодня уже вкатили одну. Процедура, если задуматься, унизительная. Но лучше — не надо. Лучше — не думать. И не забывать дышать носом. Так врач рекомендовал.
18.01.2019 Клиника «Sitaram».
Приходит такой момент в процессе Панчакармы, когда можно подойти к главному доктору Вигнешу и шепнуть ему на ушко: мол, батюшка, астролога бы не мешало пригласить. Он, задумавшись на пару минут, кивнёт. Уже — можно. Самые серьёзные процедуры позади, страсти поутихли, гхи — допито. И через день-другой в клинику приедет специалист индийской астрологии Джьотиш.
О нём мы узнали два года назад от Элизабет, рассказавшей нам за ужином о своём первом (и единственном) опыте общения с астрологом.
— Сходите! — говорила она. — Это весело.
— Чем же?
— У него золотые часы и парик на голове!
— А как специалист-то он какой? — спрашивали мы.
— Не знаю. Он очень много говорил, но я развлекалась тем, что разглядывала его парик, удивляясь тому, откуда у него золотые часы.
— Совсем ничего не помните?
— Совсем. Но, наверно, что-то хорошее было.
Элизабет на тот момент было восемьдесят два года, она приехала в клинику из Германии, стараясь спастись от дегенеративного мышечного заболевания, поражающего весь её организм. Это заболевание неизлечимо. С каждым днём её организм всё больше терял возможность сокращать гладкую мускулатуру. Поэтому передвигалась она с трудом, прибегая к помощи специальных ходунков и двух медицинских сестер, поддерживающих её подмышки. Говорила, разумеется, тоже, едва различимыми на слух предложениями. Врачи посильно поддерживали организм Элизабет, сохраняя ей возможность хотя бы пить и принимать пищу, опорожняться и дышать, — попросту жить.
Но это не сломило её. Каждый день Элизабет выходила в новом цветастом платье затейливого фасона; всегда причесанная, надушенная лёгким парфюмом, не вступающим в спор с океанским воздухом. Даже идущая на ходунках, Элизабет — плыла, как пава, в сторону столовой, а завидев тебя задолго, улыбалась, справляясь о состоянии, настроении, жизни. И, пожелав доброго дня, уплывала дальше. Бывало, за ужином хвасталась молодым любовником, которому пятьдесят, ухаживающему сейчас за котом и цветами, оставленными на подоконнике её берлинской квартиры. Элизабет привыкла любить жизнь, живя на полную катушку. И ничто не могло ей помешать в этом занятии. Даже неизлечимое заболевание.
Тогда, два года назад, мы, науськанные Элизабет, пошли развлечься. Она была права: приехал дяденька в парике и золотых часах, с кожаной сумкой наперевес, в которой лежал его рабочий инвентарь: компьютер, деревянная доска для гадания, размеченная на зоны, морские раковины каури, а так же миниатюрные статуэтки индуистских божеств. Деловито устроившись, окопав себя со всех сторон привезенным реквизитом, он задал только один вопрос, касающийся даты, места и времени рождения. А потом веселье кончилось.
Он говорил уверенно о событиях моей жизни, знать которых заранее не мог. И никто их не знал, кроме меня. Точно, развернуто, подробно, — он вещал, глядя на экран монитора, штрих за штрихом вырисовывая мой портрет. Он рассказал достаточно, чтобы понять: передо мной — профессионал. Закончив, дал предсказание, которое сбылось. Не к чему придраться.
Сегодня, на семнадцатый день, мы увиделись снова. Неизменный парик, золотые часики и колечки с драгоценными камнями, досочка и ракушки, компьютер (тот же) и божества (те же) — всё при нём. И, конечно, талант. Несколько метких фраз о прошлом, рекомендаций к нынешнему и прогноз на шесть лет вперёд. Потом зевнул, дескать, всё, свободен. Приходи потом. А я приду. Если сбудется.
19.01.2019. Клиника «Sitaram».
Третью неделю я живу у океана. Шум его прибоя раскатисто доносится до окна моей спальни круглые сутки. Бывает, среди ночи просыпаешься от грохота, замирая, а оно снова: бабах! — рокотом пушечного выстрела. Так бьются волны о берег. Умные люди говорят, что это температура и давление влияют на силу прибоя, отлива и прилива, — а я верю, что океан живой и ему свойственно быть не в настроении. Или он просто так забавляется, радуясь тихим ночным часам, пока любители пляжного отдыха мирно посапывают в своих постельках, смазав обгорелые спины и плечи сметаной. Как мама в детстве научила.
Он живой, живые и его глубины, и мели с перешейками, и берег. Параллельная реальность, с которой мы пересекаемся украдкой, сплавав туда-сюда. Кто посмелее, так те ныряют. Но кому удалось, задержав дыхание, донырнуть, доплыть, погрузиться до дна чёрной пучины? — нет таких. Самые смелые часто тонут. Океан забирает их взамен на тех, которых выловили и съели мы. Неравновесный обмен в нашу пользу. Океан древний и всё понимает потому что. А если совсем не наказывать, так особь людская быстро обнаглеет, страх потеряет, в самые глубинные дали залезет, все сокровища выкачает и тут же растратит. Везде человек добрался, а вот до дна океана — нет. Поэтому гадит в него от обиды, но и это океан стерпит раз-другой, а на третий, вдохнув хорошенько, накроет волной. Для отрезвления рода человеческого.
Частенько, в дневные часы, гуляя по берегу то в одну сторону от клинки, то в другую, — я прихожу в восторг от всей той жизни, которая буквально лезет из океана: раки-отшельники, морские звезды, крабы, ракушки, вонголе, дельфины — вся эта хрупкая жизнь кишит, то и дело являя себя нам, человекам двуногим.
Вчера, например, прямо у берега я выудил ракушку: потасканная, с поломанными краями, по всему видно, — она пережила своего прежнего владельца. Хотел уже выбросить, а оттуда — черноглазый и смешной — рак-отшельник. Раз! — так и смотрит. И ничего, что недвижимость вторичная, она ему — дом.
Там же, не отходя далеко, достал со дна крохотную раковинку, чуть больше ногтя мизинца, но красивую, витую, — а в ней тоже отшельник. Такой маленький, что едва различимый. Клешенки у него без труда пролезли бы в игольное ушко. Мелочь пузатая, прозрачная на просвет, а уже скитается. Положил его на место, чтобы рос.
Сегодня, на восемнадцатый день, обсыхая на солнце после купания, я прогуливался привычным маршрутом. Стоял штиль, а плоские волны нехотя накатывали на берег. Я думал о чем-то своём, когда вдалеке, прямо у кромки воды, нечто шевельнулось. Не разглядев сразу сквозь тёмные очки, а они у меня с диоптриями (покупаю их в Китае; сущие копейки, а как удобно), — я продолжил идти расслабленной походной. А минутой позже, сообразив, — побежал.
Чем-то, отчетливо выделяющимся на мокром песке, оказался большущий краб. С обе мои ладони, не меньше. Завидев меня, он стал спасаться бегством в сторону воды. Будь я на его месте, тоже убегал бы со всех ног, спасаясь в водных пучинах океана от двуногой дылды, несущейся на тебя с криком: «СТОЙ! Я только посмотреть!»
Будучи особью длинноногой, с размашистым шагом и малым весом, — я настиг ракообразного в несколько подскоков. Перепугались мы оба, шарахнувшись в разные стороны. Он — в океан, я — на сушу. Наружность у краба была жуткой. Моя для него — тоже. Такие бывают встречи на границе двух миров.
Три недели подходят к концу. От этого немного грустно. Все эти дни в веселой круговерти процедур я писал этот блог, бездумно нумеруя сутки за сутками, а тут — боже мой — восемнадцатый день прошёл. Восемнадцатый. Осталось — совсем ничего. И растворится этот сказочный оазис, и будут только эти тексты да воспоминания, всплывающие во снах.
20.01.2019 Клиника «Sitaram».
На девятнадцатый день Панчакармы врачебный совет отменил мне все серьезные процедуры, — масляные клизмы то есть, — оставив только питательные: массажи горячим маслом и рисовой кашей, травяные компрессы к голове, внутрь — пилюли из трав да и зелья всякие разные. И язык мой чистый, и склеры глаз, и три типа пульса, выровнявшихся относительно друг друга, — всё в моём организме вторило мысли докторов, решивших заниматься уже одним только питанием организма, оставив его в покое до самого отъезда. Стало быть, пошли лёгкие деньки.
Организм, уставший от процедур, прямо таки радуется питанию. И когда сегодня, после процедур с горячим ароматным маслом, меня принялись массировать мешочками из натуральной ткани, набитыми рисовой кашей, сваренной на молоке и травах, — держа в руках сильно исхудалый кулёк, грустно свисающий и капающий питательной жижей, в которую его окунали прежде, чем натереть меня, Поко Поко воскликнул:
— Смотри, твоё тело — ест!
— А что, у других не так?
— Нет, — не унимался он, — у других хватает на всю процедуру, а тебе сейчас еще принесём.
И, отослав подмастерье за новыми, пухло набитыми мешочками, он продолжил массаж чем есть — тряпочкой, окуная её в бронзового цвета смесь из отвара лечебных трав, настоящего коровьего молока и риса.
— Пусть ест. — говорил Поко Поко. — Будет сильным.
— Я сейчас выгляжу, как обед. Или ужин. — посмеялся я.
— Да. А еще, как человек-мороженное.
Процедура, на которой раньше, покрывшись пунцовыми пятнами, я сгорел бы от стыда, лёжа перед посторонними людьми в полупрозрачных одноразовых трусах, натертый липкой, быстро остывающей кашей, — нынче мне доставляла только удовольствие. И веселье. «Я есть тот, кто есть. — проносилось в голове. — Да, моё тело — такое. Такое, чёрт возьми. Другого уже не будет. Питайте его, дорогие мастера, делайте сильным.» Революция мысли, не иначе.
Днём, после обеда, Поко Поко пришёл к террасе моего домика с кастрюлей, полной ледяного месива из лекарственных трав и масел. Он усадил меня на стул, накинул красное покрывало на плечи и стал размазывать густое зелье по всей голове. Блаженство растекалось по всему телу, принимая сигналы прохлады от тёплой головы в жаркий день. Неожиданно, не так ли?
Размазав, он наложил сверху банановый лист с отверстием в центре, зафиксировав всё повязкой из ткани. В отверстие листа, ведущее к моему лысому темечку, обмазанному целебной мешаниной, — Поко Поко капнул несколько капель Кширабала — высокоэффективного концентрированного масла, вываренного на травах сто один раз. Смешиваясь с соками трав, масло Кширабала впитывается в кожу головы, проникая в ткани и посылая им сигнал расслабления, снимая нервное напряжение, адаптируя организм, делая его устойчивым к внешним раздражителям. Закончив, велел сидеть час, расслабляясь и медитируя (я дочитывал Кинга), а после вернулся, но уже не с кастрюлей, а с ведром, наполовину заполненным болотного цвета жижей, — отваром, разумеется, для обмыва головы.
Облака, окрашенные закатным солнцем в фиолетовые и фуксиевые полутона, нависали над океаном. Водная даль плавно переходила в небо, сливаясь цветом так, что границу можно было определить только по дрейфующему вдали кораблю, а точнее, по красной точке — световому сигналу, идущему от него. Я сидел за ужином, глядя на это идеальное, полное великолепия, устройство природы, и ничего меня не тревожило. Ничегошеньки. А жизнь? — она будет, и в ней будет всё.
Так работает Панчакарма.
21.01.2019 Клиника «Sitaram».
В тридцати минутах езды от нашей клиники раскинула свои домишки индийская деревушка Трипраяр. Погулять по магазинам, порыться в лавках, торгующих религиозной утварью, прикупить лампадного масла или благовоний, — мы ездим туда. На тук-туке.
Ничего красивого в Трипраяре нет: асфальтированные улицы, плотно заселенные невысокими домами, чередующимися с лавками, приторговывающими всем и сразу, магазинчиками, неработающими банкоматами; куда ни глянь, везде грязь, пыль колтунами или насыпью вдоль домов и дорог, кем-то оставленный хлам и результаты человеческой жизнедеятельности; тут же, на засранном асфальте, сидят попрошайки, у которых в руках мобильные телефоны (кому они звонят? звонят ли вообще?), бродят костлявые собаки, по привычке машущие облезлыми хвостами, люди перекрикиваются через улицу, сигналят машины тук-тукам, а те — обратно, в попытке разъехаться. Жара, пыль, срач, перенаселение. Обычный, к слову сказать, индийский городок.
И это не наша российская глубинка, где в закатные часы, надев чистый платок и старое, но выглаженное платье, оправив занавески, чтобы комарьё не налетело, — бабульки выходят посидеть на лавке, полузгать солёные семечки, сплёвывая скорлупку прямо тут, под ноги, поговорить про жизнь, а то и просто — помолчать. В Трипраяре таких вот нету. Старухи тут недобрые. Уставшие от дневного пекла и домашних забот, они тоже выходят под вечер, завернувшись в цветастые ткани сари, — постоять, ведь лавочек-то у них нет. По две-три стоят и смотрят тяжелым взглядом карих глаз на проезжающий тук-тук с белыми лицами в нём: «Понаехали тут.» И пекут они не пирожки с капустой или картошкой, а большущие пшеничные блины из пресного теста — нааны, — посыпая их потом сыром или рубленным чесноком. От чего вся семья быстро набирает вес, и все становятся похожими друг на друга: округлые животы, носимые на тонких ножках, да тонкие ручки, идущие от коротких шей. Обычное дело.
На двадцатый день мы ездили в Трипраяр. Закупаться. Там, на перекрёстке большой дороги, где нет светофора, а хаос из тук-туков, велосипедистов, пешеходов, машин, громадных автобусов, раскрашенных неестественными цветами, — разрешается чудесным образом сам, — там есть неприметная дверца, которую с улицы, если не знаешь, никак не отличишь и не увидишь, пройдя мимо. За дверцей — прямоугольное помещение, сплошь уставленное баночками со снадобьями, флакончиками с зельями, коробочками с чудодейственными пилюлями. Там скрывается аюрведическая аптека фирмы Kottakal, чьи препараты давным-давно проверены опытными, видавшими не одну фирму, людьми. И давным-давно известно: что брать, а что — нет.
Стало быть, прикупили впрок пригоршней здоровья. А почему бы и нет, если продаётся?
22.01.2019 Клиника «Sitaram».
Врачебный совет встретил нас сегодня рекомендациями к дальнейшей жизни, отпечатанными на белых листах хорошей бумаги, вложенными в папки, пошитые из льна. На каждом листе — вензель клиники. Один экземпляр тебе, а другой — им. Тот, что им, надо подписывать: мол, ознакомлен и согласен, а претензий — нет, не имею. Я расписался китайским именем. Получилось торжественно.
— А вот это, — начал один из врачей, подавая мне бланк, — наши рекомендации о питании. Ближайшие две недели мы бы рекомендовали Вам воздержаться в еде, придерживаясь вегетарианского питания.
— Чего? — спрашиваю.
— Вегетарианского питания. Всего-то на две недели.
— Исключено.
— Хорошо, — засмеялся доктор.
— Я лечу в Ниццу, а там — морепродукты, понимаете? Три недели этого поста мне достаточно. Больше — я не выдержу.
Доктора не смеялись — ржали.
И к тому же, — думаю я потом, — хорошо им рекомендовать, спасаясь от палящего солнца под соломенной крышей консультационного домика, стоящего в десяти метрах от океана; в обед им подадут свежие фрукты, собранные прямо с грядки, с дерева, с куста, а потом — лёгкие карри (нескольких видов) с рисом, чапати или другой крупой вприкуску. Покушают они, стирая со лба испарину. Тепло и сытно.
А мне ехать в Москву, где снега намело, а минус даёт кузькину мать; где асфальты посыпаны реагентами, где сосульки угрожающе нависают с крыш, где в окно ночью — уууууу! — завывает мороз ледяными ветрами, расписывая стекла развесёлым узором. Зима же, февраль. И далеко я там уйду на арбузике-то? или на похлёбке кокосовой? на рисике с орешками, а? День-два — и можно, завернув в одеяло, прямым рейсом отправлять на повторную Панчакарму. Всё за счёт ответственных лиц.
Вместе с рекомендациями дали с собой медикаментов, принимать которые нужно ещё три месяца. Для продления эффекта Панчакармы. Там даже гхи есть (по чайной ложе перед сном). Все медикаменты на травах, исключительно собственного производства, смотреть на которе мы ездили как раз сегодня, в заключительный двадцать первый день.
Признаться, на завод тут особо никого не возят, но нам сделали одолжение: доктор Вигнеш уважает моих друзей и, зная мою профессию фитотерапевта, разрешил-таки нам съездить, посмотреть. Встретивший нас менеджер первым делом охладил мой пыл, запретив любую съёмку на производстве. Не положено. В коммунистическом штате это «не положено» — закон. Пришлось подчиниться, запоминая мозгами и сердцем всю ту роскошь, которую я увидел.
Огромные ангары, где по полкам — промаркированные — лежат тканевые мешки, набитые травой, кореньями, ветками, корой — сырьём, ожидающим обработки. Рядом ещё ангар, где стоят измельчители сырья любой фракции (от средней величины кусков до пудры), о которых я пока могу только мечтать. А там — мойка для кореньев и сушка. Вдали еще здание — горячие цеха, где новейшее оборудование для варки масел и соединения их с коровьим молоком и отваром из трав; где в громадных паровых котлах кипят зашитые в ткань сто двадцать килограмм какого-то травяного сбора, который потом по трубам пойдет в вакуумный котёл для сгущения. Боже мой, всё это — мечта или несбыточный сон для обыкновенного русского травника. Увидев воочию, я теперь могу об этом мечтать. Это — счастье.
Потом мы поехали в Триссур — большой город, напоминающий деревушку Трипраяр, только сильно больше, шумнее и пахуче. Однако в Триссуре есть красивейший храмовый комплекс Шивы, в который нас не пустили. Мы — белые. Нечего нам.
Но мы не расстроились, отправившись гулять по местным лавками, докупая нужное. А затем, утомившись от беготни по раскалённым, пыльным улицам, — вкусно отужинали в о дном из ресторанов, злостно нарушив предписание врачей: быть в Индии и не скушать курочки карри, приготовленной в тандыре, — грешно.
Обессиленные, но сытые и довольные, мы вернулись в клинику. Сейчас, дописав этот текст, я пойду спешно собирать чемодан, а потом — спать. Утром, где-то в пять, меня разбудит будильник, своим сигналом перекрикивая утренние хвалы Аллаху, — а несколькими часами позже я полечу в Доху, где будет время погулять.
Что ж, двадцать первый день — и всё. Спасибо вам, что находили время читать. Будет ещё послесловие, поэтому — не прощаюсь.
23.01.2019 Клиника «Sitaram».
P.S. Мы летим в Доху. Под ногами ощущается пропасть, а еще ниже — Арабское море. Самолёт слегка потряхивает, — обычное дело, когда летишь над большими водами, чьи ветра переменчивы. Часто — внезапно. К турбулентности в самолете привыкнуть нельзя, как невозможно её сравнение с трясками в любом другом виде транспорта, потому что все они — линейны, и даже самые выпуклые кочки или глубокие ухабы, или высокие волны, — все происходят в одной плоскости. Исключение — корабль, чья судьба при самом плохом исходе — идти ко дну. Но и ко дну — это тоже по прямой. Самолёт же трясёт во всех направлениях, порой заставляя внутренние органы то подниматься, подпирая глотку изнутри, то опускаться, соседствуя с устройством органов таза. Удовольствия мало, когда под ногами пропасть, да и та уходит.
Вижу, как крыло накренилось, а большая железная туша, начиненная жизнью, послушно меняет курс. Пилот, мастерски облетая воздушные ямы, выводит самолёт в мирную бескрайнюю синь, в тишь да гладь. Хорошо летим.
Из динамиков доносится лепет арабского языка, своими интонациями, то перекатными, то обрывистыми, совершенно непознаваем европейским ухом, — языка древних алхимиков, первых врачей — лекарей школы Авиценны, писавших на тот момент единственные исчерпывающие медицинские трактаты об изгнании болезней из человеческого тела и души. Язык древних магов и заклинателей, и сквозь тысячелетия не растерявший своего шарма — убеждать и подчинять слушателя. Даже объявление о скорых закусках и напитках звучат так, словно некто находчивый и влюбленный, подчиняясь взыгравшей в жилах крови, захватив телефонный громкоговоритель бортпроводника, признаётся в своих чувствах неизвестной нам леди, летящей где-то тут, на одном из соседних кресел.
Эконом-класс забит битком человеческого разнообразия: индусами, арабами, европейцами, русскими (привет!), стариками и старухами, влюбленными и одинокими, грудными младенцами с подвижной психикой и кричащими ртами. И только бизнес-класс пустует. Дорого.
Слева от меня, через ряд, летит индуска, разодетая в винного цвета сари с цветочным орнаментом. Золота на ней столько, словно — боясь перевеса — она всё надела на себя (я тоже так делаю с камнями, когда лечу из Китая; всё на себе). На лбу характерная красная точка, говорящая о замужестве. Но летит одна. За обедом не растерялась: к курочке кари взяла коктейльчик из водки и апельсинового сока, — дважды, — а потом кофейку. Теперь сидит, сытенькая, блаженствует.
Тем же коктейлем уговорился мужчина, сидящий по диагонали от меня. Положил свою усатую физиономию на грудь, как положено, и даёт сиплого храпка на пол салона, заглушая крики новорожденных. Спереди сидящий юноша, начав красным вином, повысил градус чистым ромом. Теперь лежит, смотрит мультики про говорящую жёлтую губку, живущую на дне океана. Вот ещё полтишок взял, молодец какой. И мужчина, и юноша отдыхают. Им полёт в радость, особенно, когда наливают. Алкоголь-то в коммунистическом штате Керала продаётся только в государственных магазинах. Он, алкоголь этот, качественный, настоящий, но очереди за ним выстаиваются такие, что не всегда и сил хватает начинающему забулдыге выстоять. Жар дневного солнца побеждает тягу к рюмке. Это объясняет низкий процент пьяниц и, как следствие, минимальную преступность в штате. Но при случае не гнушается веселый индийский народ ни водочкой, ни коньячком, ни ромом, — всё льёт за воротник. Сразу — много.
А я не пью, нет. Не соблазнил меня даже шираз, хранящий в своём букете солнце африканских земель. Его тут, в самолёте, льют без меры. Мне совесть не позволяет променять гуляния до ночи по Дохе на стаканчик-другой терпкого зелья. Выпить я всегда успею. К тому же, за спиной три недели Панчакармы, перевернувшие организм с ног на голову, а потом — обратно. Ближайшие две недели надобно к телу нежно относиться, бережно, с заботой. Если даже вина, то чуть-чуть, и самого хорошего. В Ницце как раз такое есть.
К тому же, меня радует эффект от этих трёх недель. Его уже видно. Из зеркала на меня смотрят глаза здорового человека, чьё лицо разгладилось, лишившись мимических морщин, а кожа приобрела равномерный розовый оттенок, на ощупь — микровельвет. Тело уставшее, но лёгкое, свободно поддаётся физическим нагрузкам. Конечно, есть ряд обострений, но без них Панчакарма невозможна. По песчинке болезни накапливались, по песчинке и уходят.
Спустя два месяца после Панчакармы, когда организм окончательно отладит затронутые процедурами системы, некоторые — на клеточном уровне, — вот тогда-то результат станет совсем очевидным. Новые настойки войдут в силу, так сказать. А дальше — всё зависит от степени моей осознанности, если таковая у меня есть.
Доктор Вигнеш сказал на одной из первых консультаций: «Ты часто бываешь мудрым не погодам, но и глупость творишь, как ребенок, — прямо намекая на мою неразумность по отношению к собственному здоровью. — Тебе нельзя быть тем столяром, который сам принимает пищу на голом полу, не имея мебели, когда как его клиенты обедают за резными столами из ценных пород деревьев. Только будучи здоровым, ты сможешь правильно помогать людям. Не забывай о себе.» И пусть не искусит меня ни яство, ни питьё, ни всякое другое злонамерение.
Я улетел, а там осталась клиника — зеленый оазис, цветущий разнообразием желтых (мною любимых) цветов, над которыми роем вьются синекрылые бабочки, а у их подножья, на земле, — Циля и Зинаида подъедают лягушек; там бегает с пальмы на пальму толстозадый бурундук — он такой один, однажды забегавший ко мне на террасу в поисках съестного; там копошатся безвредные змеи, снуют разнокалиберные ящеры, крабы носятся, спасаясь сразу ото всех; люди приезжают туда лечиться, меняясь до неузнаваемости от процедур, точно подобранных консилиумом опытных врачей. Там остался доктор Вигнеш — владелец, чья судьба была заранее известна. Он родился врачом.
На ресепшене, где встречают и провожают гостей, висит ряд портретов руки неизвестного мастера, изображающих мужчин, имеющих нечто общее в лицах. Нечто неуловимое, но очевидное. Все они — предки доктора Вигнеша, прародители его таланта. Ожидая такси в шесть утра, я подошёл к ним, преисполненный благодарности, едва удерживаясь от сентиментальных чувств. Великая судьба, великое дело, великий успех.
Уезжая, загадал вернуться. Может, сбудется.
Самолёт приступил к снижению. Скоро пойду гулять по улицам города, выросшего посреди пустыни. Но это уже другая история. А с этим блогом — всё.